|
|||
Домашний уют не для Лотрека
Бывали у Лотрека и столкновения с полицией. В конце 1892 года у Ле Барка состоялась очередная выставка, где были представлены Лотрек, Боннар, Вюйар, Морис Дени и Гоген. Ле Барк выставил в витрине картон Лотрека, изображающий двух женщин в постели, о профессии которых легко было догадаться по стриженым волосам (в те времена стриженые волосы были бесспорным признаком женщин легкого поведения), и полицейский комиссар потребовал, чтобы это "безобразие" торговец убрал с витрины. Но все эти мелкие неприятности, в общем-то, мало трогали Лотрека. А радость успеха ему омрачило событие совсем иного плана: Бурж женился, и, естественно, это нарушило совместную жизнь двух друзей. Лотрек выбился из колеи. Несмотря на свой независимый характер, он нуждался в поддержке, в убежище, где бы он мог, при своем беспорядочном образе жизни, найти хоть какой-то порядок и отдохнуть душой. Ему необходим был утес, на котором он, находясь в бурном плавании, мог бы перевести дух. Мать, увидев его смятение, переехала в Париж и поселилась на улице Дуэ. Она надеялась - все может быть! - вернуть его себе, оградить от беспутной жизни, от губительных для него излишеств во всем - в вине, в женщинах, в работе. Но, хотя Лотрек ценил, как и прежде, материнскую нежность, он был уже не тем человеком, что раньше, и его не мог удовлетворять тихий домашний уют. Любовь осталась, но сын и мать уже не понимали друг друга. "Взаимное непонимание", "несходство характеров", "столкновения" - объясняли друзья Лотрека. Это слова Жуаяна, который великолепно понял, что тогда чувствовал Лотрек. "После смерти Лотрека, - пишет он, - одна очаровательная женщина его круга сказала мне: "Я бы занялась Лотреком и, думаю, выйдя за него замуж, спасла бы его". "Почему же вы не сделали этого, когда было еще не поздно! - воскликнул Жуаян. - Неужели тогда он еще не был достаточно знаменит?". Мать хотела, чтобы он стал таким, каким он уже не мог быть, он же не терпел никаких упреков, никаких замечаний и еще больше, чем раньше, требовал от нее невозможного. Упреки, советы... Лотрек отмахивался от всего. Ничто не могло возместить того, чего он был лишен, поэтому и успех так мало радовал его. Священники, друзья его родных, пытались иногда вмешаться и урезонить его. "Я все могу себе позволить, - возражал им Лотрек. - ведь мама содержит в нашей старой башне Буссага монахинь, основное занятие которых-молиться за спасение моей души: они, как лягушки в банке, то и дело снуют вверх и вниз по лестнице". А одному священнику, который продолжал упорствовать, он саркастически и с большой горечью бросил: "Да, дорогой аббат, не принимайте это слишком близко к сердцу, но я сам себе рою могилу". Лотрек записал свободные дни проституток из тех домов, куда он ходил, и приглашал их к себе в мастерскую, угощал в ресторанах, водил в цирк. Он утверждал, что они вели себя "прилично", как светские дамы. Одну из его любимых подруг с улицы Амбуаз звали Мирей. Она злоупотребляла косметикой и обесцвечивала свои волосы перекисью водорода - они у нее были как желток. Однажды, рассказал Лотрек Гози, она вошла в мастерскую с маленьким букетиком фиалок за два су и застенчиво поднесла его художнику. Не привыкший к такому вниманию, он был растроган. "Я даже не подозревал, что эти женщины способны на столь деликатные поступки", - признавался Лотрек. Да, только эти женщины давали ему немного тепла. Лотрек поставил букетик в стакан с водой и взволнованно, словно влюбленный шестнадцатилетний мальчик, показывал его друзьям. Лишившись пристанища в квартире Буржа, Лотрек стал временами приходить обедать и ужинать к матери, в пропахшую лавандой тихую буржуазную квартиру с натертыми полами и белоснежными тюлевыми занавесками. Что же касается всего остального... "Я окончательно поселюсь в борделе", - заявил он. Пeppюшo A. |