|
|
Клейнер И.А. Не от мира сего
Поздняя осень. Грачи улетели. Лес обнажился. Поля опустели.
Изба на берегу Волги. Трое мужиков за столом в одном исподнем. Лица красные, распаренные. Они только что закончили париться в баньке. Меланья, грудастая, кривоногая баба, жена хозяина дома, возится у печи. Пряный запах тройной ухи разносится по всему дому. Что делают мужики, как вы думаете? Правильно. Они выпивают. Один из них, лет сорока, кряжистый, широкоплечий, разливает самогон в граненые стаканы. Двое других, что помоложе, внимательно смотрят за его действиями.
– Не боись, ребята, я ее, милую, по слуху, с закрытыми глазами могу разлить, никого не обнесу капелькой.
– Да мы не сумливаемся, Михеич. Если пьянку нельзя предотвратить, ее надо возглавить, – гогочет худосочный Серега, сверкая золотыми фиксами.
Мужики вздрогнули по-первой, закусили. Один из них Исаак Мэндл, благочестивый на вид еврей, почесывая рыжую бороду, говорит:
– Ну что, мужики, Ленина с Гитлером мы пережили, переживем, дай Бог, и дефолт.
– Да не трави ты душу, и так все обрыдло, – бурчит хозяин дома. – У тебя, небось, хорошая деньга крутится в швейцарском банке. А у нас с Меланьей последняя денежка и та сгорела. Ты лучше давай анекдот.
– За мной не заржавеет. Но в ответ на твой попрек, Михеич, замечу, что никаких денег у меня за бугром не было и нет. Мои сбережения, как и твои, кошка языком слизнула. Ладно, не будем о грустном. Слушайте анекдот:
– Вы слышали, Мойша вчера открыл на Дерибасовской ювелирный магазин?
– Да? И шо было?
– Да ничего... Сработала сигнализация и за ним приехали...
– Годится, в нашу тему, – хрюкнул худосочный Серега. – Давай ешо!
Встретились две одесситки:
– Послушай, Мара, купи у меня новый диван.
– Да ты что? Ты же его так долго искала, столько переплатила...
– Понимаешь, не могу даже на него смотреть... Я на нем изменила своему мужу...
– Эх, милочка! Если бы я продавала всю ту мебель, на которой я изменяла мужу, у меня бы уже давно одна люстра осталась!
– Ну, охальники, уже и седина в бороду, а бес все едино в ребро, – доносится от печи голос Меланьи. Но чувствуется, что ей байки по нутру - голос выдает.
Мужики разлили по второй. Закусили солеными грибочками и разваренной картошкой с пожаренным луком.
– Трави дальше, Исаак.
Встречаются два одессита:
– Вы знаете, наша Циля - архитектор...
– Да, и шо она строит?
– Эта дура ходит по Дерибасовской и строит из себя девочку.
Дружный гогот мужиков опрокинул звезду за окном. А Исаак серьезно продолжал дальше:
– Только настоящий еврейский мальчик понимает смысл русской поговорки "ничего, до свадьбы заживет!"
– Не понял, но все равно в масть, – хмыкнул Серега, ковыряя в зубах обгорелой спичкой. – Колись дальше, Мэндл.
В консерваторию по классу скрипки на 10 мест 100 претендентов: 10 евреев и 90 русских. Собрался ректорат, решают, кого взять.
Проректор-патриот: "Надо взять 9 русских и одного еврея".
Проректор-демократ: "Надо взять 5 евреев и 5 русских".
Проректор-коммунист: "Надо взять 8 русских и 2-х евреев".
Проректор-сионист: "Надо взять 9 евреев и одного русского".
Ректор: "А вы все, оказывается, националисты".
Все: "Ничего себе! А кого же, по-вашему, надо брать?"
Ректор: "Тех, кто лучше играет на скрипке!"
– Иссак, ну что ты заладил про своих евреев? Что, нет других анекдотов? – слышится надреснутый голос Меланьи из сеней. Она вносит охапку поленьев.
– А что, баба права, – гудит Михеич.
– Хорошо, будь по-вашему, - ухмыляется Исаак. Слушайте:
– Что бывает у женщин раз в месяц и заканчивается через 4-5 дней? Зарплата мужа!
– Ну, ты блин даешь! – снова бурчит Меланья, разливая уху в миски. – А еще называешь себя интеллигентом!
– Дорогая хозяюшка, запомните, настоящий интеллигент - это человек, много думающий о том, что его совершенно не касается.
– Во-во, я и вижу. Вы, Исаак, такой умный. Вам череп не жмет?
И в этот момент, в самый разгар застолья, вдруг раздается стук в двери.
– Кого это еще черт несет? – окидывая всех взглядом, буркнул Михеич, направляясь к выходу.
Дверь скрипнула и на пороге возник мужчина, залитый дождем. Сбросив капюшон, он низко поклонился всем и перекрестился.
– Проходи к столу, Макарыч, гостем будешь! – приветливо произнесла Меланья.
– Каким ветром тебя к нам занесло? – спросил хозяин, ставя стул к столу. – Проходи, не стесняйся.
Лысый мужик с кустистыми бровями и тонкими губами, сухой, как оградная жердь, присел на краешек стула.
– Придвигайся поближе к столу, ты че как не родной, Макарыч? – ласково пропела Меланья, раскладывая закуску гостю.
– Ой, мужики, что я вам сейчас поведаю, отродясь не поверите, - прохрипел простужено Макарыч, поднимая стакан. – Давайте врежем за здравие нашей Дуни, честно, она этого стоит.
– Макарыч, не тяни кота за хвост, что стряслось? – прогудел Михеич.
– А то и стряслось, что нашей Дуне дали срок четыре года в колонии общего режима.
– Не магендовид, – только и смог просипеть Исаак в наступившей тишине.
– Все моген быть, все моген быть в нашей стране, – ответствовал Макарыч, прикуривая сигарету с обратной стороны. – Ее дочь Верка завалила своими жалобами не только нашу деревенскую милицию, но и областную прокуратуру. Таких заявлений накопилось выше крыши. Устало начальство, вот и дало ход делу. Сегодня, в аккурат с утречка, я и направился в суд. Народу нашего набилось полным-полно, такого отродясь еще никто не видывал. Судья весь в черной мантии, волосы - черные, шапочка - черная. Жуть. Все присяжные заседатели при полном параде. Ну точно выездная сессия Страшного суда. А Дуня, вся такая бледная, с железными оковами на руках, сидит на отдельном стуле. За спиной у нее милиционер с автоматом на плече. Смотрю я на нее и глазам своим не верю: наша Дуня и преступник? Скажи кому - в лицо наплюют. Вот уж воистину, как говорится, неисповедимы пути Твои, Господи! Встает тут судья и ровным, железным голосом, будто сваи вбивает в мерзлую землю, рокочет на весь зал:
– Слушается уголовное дело по обвинению Сюткиной Евдокии Сергеевны в антигуманном, бесчеловечном поведении по отношению к своей десятилетней внучке. Подсудимая доставлена в зал суда, она признана вменяемой и готова давать показания. Также в зале суда присутствуют: сторона потерпевшей, в лице Вероники Сусликовой, представляющей интересы своей несовершеннолетней дочери, а также ее адвокат Берды Бердыевич Бердыев. Секретарь судебного заседания Лямкина Полина Леонидовна на рабочем месте. Подсудимая Сюткина будет самостоятельно защищать свои интересы. Отводы по составу суда у адвоката Бердыева, потерпевшей стороны и подсудимой Сюткиной имеются? Нет. Прошу садиться.
Тут я не вытерпел, да и спрашиваю: "Госпожа судья, а где сама девочка, почему ее нет в зале?"
В ответ судья как врежет своим молотком по столу и громовым своим голосом на весь зал: "Прошу тишины! Всем приглашенным в зал судебного заседания я делаю предупреждение: ни каких выкриков, ни каких вопросов по ходу слушания дела. Если же возникнут вопросы и замечания по существу, - только с разрешения судьи. В противном случае нарушителям придется покинуть зал. Что касается самой девочки, непосредственно потерпевшей, то она находится в комнате адвокатов. Малышка не должна испытывать дополнительный стресс. В крайнем случае, если возникнет необходимость, она будет доставлена в зал суда. Стороны получили и ознакомились со статьей обвинения? Адвокат Бердыев?
– Да, ваша честь.
– Потерпевшая Сусликова?
– Да, ваша честь, получила.
– Подсудимая?
– Да, ваша светлость.
– Не светлость, подсудимая, а ваша честь.
– Да, ваша светлая честь, госпожа судья.
– Ответьте суду, подсудимая, вы признаете себя виновной?
– Перед вами, светлая ваша честь, я ни в чем не виновата. Не признаю. А вот перед Богом - мы все виноваты.
– Когда обращаетесь к судье, прошу вас вставать. Таков порядок. Адвокат Берды Бердыевич, в вашем распоряжении подсудимая. Помогите ей своими вопросами. Прошу вас.
– Хорошо, ваша честь. Скажите, обвиняемая Сюткина, сколько вам лет? Вы на пенсии?
– Ах, соколик ты мой залетный! Да разве к лицу мужчине спрашивать женщину сколько ей лет? Видно плохо тебя учили в школе и в семье вежливости. Что касается моей пенсии, то ее ровно столько, сколько необходимо, чтобы не помереть с голоду. Кабы не приусадебный махонький участок, да кое-какая живность, давно бы мне быть неживой. Слава Богу, и доченька, которая находится туточки, помогает, чем может. Поклон ей земной!
– Мама, не надо мне ваших поклонов, лучше бы по-настоящему смотрели за своей внучкой! – крикнула с места Вероника Сусликова.
– Потерпевшая Сусликова! – прогремел голос судьи. – Я делаю вам предупреждение, никаких замечаний с места. Только с разрешения судьи. Адвокат Бердыев, продолжайте.
– Скажите, подсудимая, кем вам приходится десятилетняя девочка Светлана Арнольдовна Сусликова?
– А то вы не знаете, господин адвокат. Внучка она мне, внученька родимая. А вот до Арнольдовны ей расти и расти. Светик она мне в темном окошечке.
– Ответьте, подсудимая, как происходило воспитание вашей внучки в семье?
– Ваша светлая честь, господин судья, да окромя меня в нашем доме никто и не занимался девочкой. Отец ее, Арнольд, блудливый кобелина. Ни одной юбки в деревне не пропускал. Любил закладывать за воротник круглосуточно, по праздникам и будням. Однажды, по пьяному делу, ввязался в драку. Искромсали его в лоскуты наши мужики. Через месяц он и помер. Что касается моей дочери Вероники, так она целые дни гробится то на свиноферме, то на колхозном поле. Приходит запоздно домой ни жива, ни мертва. Силушки едва хватает, чтобы испить чайку и доползти до постели. Одна отрада, если в праздничные дни урвет часок-другой на дочурку. Вот и выходило, что вся забота о внучке лежала на моих плечах. Я ее и одевала, и кормила, и в садик водила. А потом и в школу.
– И все-таки подсудимая, скажите как происходило воспитание вашей внучки?
– А чего тут говорить, ясно и так. Я ей читала всякие народные сказки, былины, стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Но пуще всего делала упор на Библию. Она у нас была заглавной книгой. Без нее нам никак нельзя было. Поелику вся любовь, вся правда человечьего рода в ней заложена. А потом и в храм Божий ходили. И не только на Рождество и Пасху, но и в будни. А иначе как? По-другому нам и нельзя. Только в соприкосновении с заповедями Бога возможно созревание христианского сердца. Недавно внучка меня спросила: "Бабуля, скажи, а Бог наш может смеяться?" Надо же до такого додуматься. Я ей и отвечаю, Светику своему ненаглядному: "Если ты хочешь рассмешить Бога - расскажи ему о своих планах".
– Подсудимая, давайте не будем отвлекаться, – говорит судья. А у самой нижняя губа так и лезет в сторону. Видать, смешно и правосудию нашему бывает. Продавив улыбку, она обращается к адвокату и заседателям:
– Вопросы есть к подсудимой? Вопросов нет. Пройдите, подсудимая на место. Кстати, я должна спросить вас: копию обвинительного заключения предварительного следствия вы получили вовремя?
– Вовремя, – отвечает баба Дуня.
– Секретарь, вы успеваете все заносить в протокол заседания?
– Успеваю, ваша честь.
– Если вопросов больше нет к подсудимой, слово представляется потерпевшей стороне. Пройдите к трибуне, гражданка Сусликова. Назовите ваше полное имя, фамилию, отчество и год рождения?
– Сусликова Вероника Эпихондриевна. Родилась 28 июня 1952 года. Проживаю в деревне Старо-Мелково Тверской области.
– Ваш род занятий?
– Доярка-скотница, ваша честь.
– Кем вы приходитесь подсудимой?
– Дочка я ей, пропади пропадом. Кабы знала я, какая мне жизнь уготовлена будет, не родилась бы.
– От вас сие не зависит, свидетель Сусликова. Я должна предупредить вас, что по нашему законодательству вы вправе не давать показания в адрес своей ближайшей родственницы. А если будете говорить, то говорить правду, одну только правду. В противном случае вы будете привлечены к уголовной ответственности за лжесвидетельство или отказ от показаний. Вам понятно?
– Да, ваша честь, понятно.
– Итак, вы будете давать показания?
– Буду, ваша честь.
– Хорошо. Берды Бердыевич, народные заседатели, прошу вас, приступайте к делу.
– Погодь, Макарыч, не гони коней, сделай передых. Мужики, давайте врежем еще по махонькой, напряг души требует разрядки.
После непродолжительной паузы, последовавшей за принятием на грудь, мужики вновь обратили свои затуманенные взоры в сторону Макарыча.
– А Вероника, как не родная, будто с цепи сорвалась, пошла в словесный понос.
– Ваша честь, господа присяжные-заседатели, ведь что удумала старая, скажи кому другому - не поверят. Пока я горбилась за трудодень малохольный у себя на скотном дворе, моя матушка хватает дочуру мою единокровную и шасть на улицу. Кого первого повстречает, тому и в ножки поклон, мол, расскажи про свое житье-бытье. А народец у нас ушлый, все наперед знает, чем дело должно закончиться. Сарафанное радио. Все на жалость напирает. Слезу из себя выдавливает. А моя матушка сердобольная и говорит своей внучке: "Видишь, Светик, как народ праведный наш мается, как трудно ему живется. Давай дадим мы наш рублик-другой в помощь ему". Достает она этот помятый рублик или трешку из скудного своего пенсиона и говорит этому встречному человеку: "На-кось, мил-человек, нашу денежку на пропитание или на какие другие добрые дела". Но сначала сунет рублики в ладошку махонькую внучке и говорит ей: "Отдай сама, внученька, денежки человеку, они ему больше в потребу, чем нам!" А доченька, мой несмышленыш, и выполняет бесприкословно просьбу бабки. Но и этого мало, ведь что удумала старая, срамота да и только, ваша честь! Вы не поверите, она последнее платьице, последнюю обувку, которые я покупаю дочурке, отдает чужим детям. И опять-таки ручонками своей внучки, приговаривая при этом: "Бог велит нам делиться с ближними нашими братьями и сестрами". Весь дом до нитки обобрала, сами еле-еле перебиваемся с воды на хлеб. А ей все мало. Внучка ее - кожа да кости, ходит как последний оборвыш, людям стыдно в глаза глядеть. И это называется живи по христианским заповедям? Я верю в Бога, но не в такого Бога, который через больную и чахлую малютку повелевает моей свихнувшейся матушке отдать все первым встречным. Добрые люди, я хочу спросить вас, за что мне такая мука, почто моя дочура постоянно болеет и ходит оборвышем? Она уже и заикаться стала, на простой вопрос в школе не может дать вразумительный ответ. Одноклассники над ней смеются, издеваются. Хорошо, если кто-нибудь из учителей отведет горемыку в сторону и даст кусочек булочки. Вы не поверите, ваша честь, она уже несколько раз падала на землю, теряя сознание от голодного обморока. По ночам она бредит, шепча слова из Библии.
– Ах, ты какая жалобица, послушать тебя, горлицу белокрылую, так только и выходит, что я во всем виновата, – вскочила с места бабка Дуня. – Не верьте ей, ваша светлая честь, госпожа судья! Лучше бы она не шастала по мужикам, шалава ненасытная и не приходила по ночам, едва держась на ногах. Так лучше, доченька, признайся, сколько ты денег тратишь на эту водку проклятущую, ты поведай суду, сколько семей ты разбила, скажи всем честно, когда ты в последний раз была в школе? Почему бабы на селе заглазно называют тебя шалавой?
– Подсудимая, немедленно прекратите кричать и сядьте на место. Иначе я вынуждена буду вас оштрафовать, мало не покажется. У вас что, имеются лишние деньги? Адвокат Бердыев, у вас есть вопросы к свидетелю?
– Есть, ваша честь. Только один. Это правда, истец, что мы услышали от вашей матери? Ответьте, "да" или "нет"?
– Ваша честь, я что, не имею права на отдых, я что...
– Остановитесь, истец! Скажите суду честно только "да" или "нет".
– Да, ваша честь.
– У меня вопросов больше нет.
– У сторон имеются свидетели? - перекрывая шум в зале, громко произнес председатель суда.
– Да, ваша честь, – ответил адвокат Бердыев. – С нашей стороны мы хотели бы заслушать свидетельницу Тютькину Октябрину Нинельевну. Она ознакомлена с правилами поведения в суде и в данный момент дожидается вызова в коридоре.
– Присутствующие члены суда не возражают? Нет. Хорошо. Секретарь, прошу вас пригласить свидетеля.
Секретарша, девица лет тридцати, встает и ровным таким голосом, без единой зазубрины, будто дежурный преисподней, речет:
– В зал суда приглашается свидетель Тютькина Октябрина Нинельевна!
Дверь открывается и в зал, кивая всем присутствующим, кондыбает Октябрина. Она почему-то подходит к бабке Дуне, обнимает ее и вдруг как заголосит: "Ой, бабуля моя Дуняшечка, кормилица ты наша ненаглядная, да за что же тебя сюда, горемычную, за какие такие дела неправедные? Что ты могла сотворить такое, чтобы тебя в наручники заковали пред всем белым светом?
Тут судья как рявкнет:
– Свидетель Тютькина! Немедленно прекратите свою клоунаду. Вы что, как на отпевании покойника! Суд еще не вынес свой приговор. Пройдите за трибуну! Адвокат Бердыев, прошу вас!
Высморкалась тут Октябрина в пальцы, вытерла руку о кофту, встала за трибуну, стоит, покачиваясь из стороны в сторону.
– Вы нормально себя чувствуете, свидетель Тютькина? – спрашивает ее адвокат.
– Ага, – отвечает Октябрина. – Только вчера мой муженек кабанчика заколол, вот мы с подружками чуток и отметились. А так - все в полном ажуре.
– Что вы можете сказать суду по предъявленному обвинению в адрес подсудимой?
– А чего тут разговоры говорить, ластами махать?
– Свидетель Тютькина, выбирайте выражения. Вы не на лавочке с подружками, – сделала тут же замечание судья.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие. Так вот, бабка Дуня рассказывала мне однажды, как наш ненаглядный Владимир Ильич Ленин в 1902 году, после заседания съезда рэсэдэрэпэ перед своим 33-летием заехал к нам в село со своей красавицей Инессой. Остановились они тогда в доме родителей Дуняши. Веселые такие, но голодные. Все глазами кругом шныряют по полкам и углам, смехом заливаются. Видать дела про меж ними любовные хорошо идут. Картавенький наш все время тискает свою молодуху, хихикает, приговаривая: "Есть женщины в гусских селеньях!" А потом как вскочит на табурет, да на всю Ивановскую: "Истогия гусского пколетагиата подходит к вегшине. Недолго импегатогу и его сатгапам осталось пгавить и эксплуатиговать гусский нагод! Девочка, – обращается он к маленькой Дуняшке, – когда ты выгастешь, ты будешь тгудиться в стгане не габов, но в стгане свободных и пгекхасных тхужеников. Тгуд, гавенство и бгатство - вот что ожидает гусский нагод. И ты, гебенок, – говорит он весело Дуняшке, – будешь в пегвых гядах гядущего мига! Только ты должна быть сесткой для всех стгаждующих гусского нагода!"
Уже потом, чуток повзрослев, Дуняшка приколотит дошечку на уборную в своем дворе, на которой старательно выведет: "Здесь, в 1902 году какал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин!"
– Свидетель Тютькина. Вам не нужен доктор? Прошу вас конкретно, по фактам разбираемого дела, - говорит ей судья, а сама голову в сторону воротит, платочком прикрывается.
– А я о чем вам гуторю. Я про дело и говорю. Ведь с того самого памятного дня, будь он трижды неладен, вкралась в сознание маленькой Дуняшки одна проклятущая мысль, что все, что она имеет - принадлежит не только ей, но и всему русскому пролетариату и крестьянству. Это уже опосля, когда войдет во взрослость, она уйдет с головой в христианское ученье и будет помогать бедным людям. А когда народится и подрастет ее внучка, она через нее будет творить свою милость людям. Что же касается вождя мирового пролетариата, то Ленину - Лениново, а вот Богу - Богово! Товарищи миленькие, господа судьи, не осуждайте бабку Дуню, Христом Богом прошу вас. Не для себя ведь она старается, а для сирых и убогих. Пощадите ее!
– У вас все? – спрашивает ее судья.
– Да все!
– Тогда можете занять свободное место или покинуть заседание.
– Я лучше пойду домой. Что-то мне нехорошо.
– Будьте любезны.
– Вихри враждебные веют над нами! – низким голосом запела Октябрина, направляясь к выходу. Уже в дверях ее так качнуло, что если бы не рука дежурного милиционера, быть бы ей на полу.
– У сторон еще имеются свидетели?
– Свидетелей больше нет, ваша честь, но я хотел бы просить вас пригласить в зал суда непосредственно саму пострадавшую, внучку подсудимой, которая находится в комнате адвокатов. Ее сопровождает сотрудник муниципального органа охраны и попечительства. Прошу удовлетворить мою просьбу.
– Хорошо, адвокат Бердыев.
Через минуту в зал суда вошла маленькая девочка, держась за руку женщины. Девочка с трудом передвигала ножками, на нее исхудалом личике, обрамленном двумя тоненькими косичками, испуганно мерцали два черных уголька глаз. Увидя столько незнакомых людей, она еще крепче прижалась к женщине.
– Девочка, не бойся никого. Скажи, как тебя зовут?
– Света, – едва слышно прошептала малышка.
– Скажи, Светочка, – как можно ласковее произнесла судья – ты видишь в зале кого-нибудь из знакомых тебе людей?
– Да, вижу. Бабу Дуню и маму.
– Ты их любишь?
– Да.
– А скажи, деточка, только честно, когда ты в последний раз ела?
– Не помню. Кажется, вчера.
– Ты учишься в школе?
– Учусь.
– А в каком классе?
– В четвертом. Нет, в третьем.
– У тебя есть друзья?
– Нет.
– Скажи, Светочка, тебя бьет бабушка или мама?
Малышка вдруг вздрогнула, уткнувшись лицом в подол женщины. Пронзительное рыдание заполнило весь зал.
– Ваша честь! – тихо произнесла представитель опекунского совета, – я прошу вас больше не мучить ребенка вопросами. Вы видите, в каком состоянии находится девочка.
– Хорошо! – скрывая волнение, произнесла судья. – Вы можете покинуть зал заседания. Решение суда вы получите позже, после вынесения судебного приговора. Но ваш опекунский совет получит еще и дополнительное, частное определение о вашем халатном отношении к жизни ребенка. Можете идти. Больше у сторон свидетелей нет?
– У нас еще имеется последний свидетель, ваша честь, – вставая с места, произносит адвокат Бердыев. Прошу его вызвать для допроса. Он также предупрежден о поведении в суде и дожидается своего вызова в коридоре. Он может дать ценные показания.
– Не возражаю, адвокат Бердыев. Секретарь, прошу вас пригласить гражданина Нечипоренко Боруха Ивановича.
– В зал суда приглашается Нечипоренко Борух Иванович.
Заваливаясь на один бок и опираясь на костыль, к трибуне приковылял небольшого росточка человек в черном смокинге, под которым виднелась морская тельняшка. На шее мужчины пламенела алая бабочка, а на огромном носу сверкало пенсне.
– Свидетель Нечипоренко, – устало произнесла судья, – вы предупреждаетесь, что за отказ от показаний или заведомо ложные показания вы будете подвержены судебному наказанию. Вам ясно предупреждение суда?
– Очень ясно, товарищ судья. Продолжайте дальше. Я весь ваше внимание.
– Нет, это мы вас слушаем, гражданин, как вас там, Бенедикт, Борух...
– Не мучайте себя, женщина. Можно просто Борис Иванович. Когда хан Батый в 1241 году вошел в наше село...
– Не надо про хана Батыя, гражданин Нечипоренко. Давайте по существу дела.
– Хорошо, хорошо. Не надо так волноваться. Я весь внимание.
– Вам известна подсудимая?
– О да! Кто не знает в нашем селе бабу Дуню, Дуню знают все. Странный она человек, скажу я вам откровенно. Нет, юродивой я не смею назвать, язык не поворачивается, но все-таки, все-таки. Да вы посудите сами: все в дом тащут, а она из дома. Последнюю копейку первому встречному бедняку стремится отдать. Вы видели ее внучку? Не отвечайте. Мне не нужны ваши слова. О таких, как она, в народе говорят: "Дунь такому в попку - голова пропеллером отлетит". Скелетик на тоненьких ножках. А я ведь вижу их каждый день перед своим окном, идут совершать турне милосердия. Ах, господин судья, господин судья, да что я тут говорю, вы только посмотрите кассету, на которую я сделал запись.
– Секретарь суда, поставьте, пожалуйста, кассету для просмотра.
Секретарь, точно супер-модель на подиуме, взяла из рук Нечипоренко кассету и подошла к видику. Когда она нагнулась, два огромных белых шара грудей почти целиком вывались из декольте платья. Весь зал вздохнул, как будто нырнул в холодную воду. Секретарь поправила распущенные длинные волосы и нажала на пульт. То, что увидели присутствующие, превзошло всякие ожидания. Плачущая девочка, дрожащей ручонкой протягивала копеечку какому-то небритому бомжу. А рядом стояла довольная бабка Дуня, приговаривая: "На, возьми, небоже, что нам негоже!" Мужик хватает денежку, а девочка, сделав один шаг, неожиданно падает на землю. Слезы заливают ее лицо. Бабка улыбается, кладя крестные знамения во след уходящему человеку. В зале наступает звенящая тишина.
– Я прошу секретаря приобщить видеокассету к материалам следствия, – говорит адвокат.
– Суд не возражает. Свидетель Нечипоренко, займите свое место в зале. Следствие закончено. Суд переходит к прениям сторон. Адвокат Бердыев, прошу вас!
– Ваша честь, господа присяжные, уважаемые гости. Я буду краток. Перед нами только что предстала человеческая трагедия, виной которой оказались бабушка маленькой Светочки и отчасти моя доверительница. Вы видели в каком состоянии находится девочка. Я ни в коем случае не снимаю ответственности с местных органов государственной власти и в первую очередь со стороны опекунского совета. Физическое состояние ребенка находится в критически запущенном состоянии. Малышка нуждается в длительном медицинском уходе. Подсудимая Сюткина Евдокия Сергеевна, бабушка несовершеннолетней внучки, исходя из самых лучших побуждений помочь бедным и страждущим, осуществляла свою так называемую христианскую миссию за счет здоровья своей внучки. Сказать, что малышка недоедает - это еще ничего не сказать. Организм девочки находится в крайне истощенном состоянии. Потребуется немало времени, чтобы восстановить физическое и нравственное состояние ребенка. Я не снимаю определенной вины и со стороны моего доверителя - матери девочки. Но прошу учесть суд, что она целыми днями находится на работе, времени для воспитания и ухода за ребенком у нее фактически нет. При вынесении справедливого приговора прошу суд учесть все обстоятельства, а также и тот факт, что в доме нет отца. У меня все. Благодарю за внимание.
– Подсудимая Сюткина Евдокия Сергеевна, встаньте, вам представляется последнее слово.
Поднимается баба Дуня со стула и говорит судье:
– Ваша светлая честь, госпожа судья, пусть сперва ваш конвоир снимет с рук моих кандалы. Не уголовница я.
Судья дает знак согласия, охранник снимает наручники. Поправила бабка кофту, одернула юбку, а потом спокойно, будто только что совета испросила у ангела своего небесного, произносит:
– Не враг я дому своему. Худого никогда отродясь не замышляла. Внученьку свою люблю пуще всего на свете. За нее приму любые муки. Суда я вашего не принимаю, ибо судить меня может только Бог. Но как вы решите, так и быть тому. У меня все!
– Суд удаляется для вынесения приговора, – произносит судья и стучит молотком по столу.
Не прошло и получаса, как в зал снова входит судья в сопровождении присяжных-заседателей.
– Прошу всех встать! Суд идет! – объявляет секретарь. Все встают.
– Объявляется судебный приговор. Назначить Сюткиной Евдокии Сергеевне четыре года лишения свободы в колонии общего режима. Вероника Васильевна Сусликова лишается материнских прав. Ребенка до совершеннолетия определить в интернат. Копию заключительного обвинения стороны могут получить у секретаря суда. Стороны также вправе обжаловать решение суда в вышестоящие органы в течение десяти дней после провозглашения приговора. Решение суда ясно сторонам? Суд окончен!
Вот такие дела мужики. Упекли нашу бабку за колючую. Давай наливай, Михеич!
Через несколько лет, рыбача в тех местах, остановился я на постой у Михеича. Как-то вечером раздается осторожный стук в двери. Бабка Меланья за порог. Слышим: "Ой, батюшки светы, кто к нам пожаловал?!" В комнату входит священник местного прихода, седенький такой старичок с пушистой бородой и большим крестом на груди. Достает он из-за пазухи пузырёчек да просфирку и говорит Меланье: "Вот, раба Божья, прими от меня махонький подарочек. Вот тебе просфирка и масло к ней. Поставь перед иконой Спасителя".
Хотел он уже было отправиться восвояси, да куда там. Не всякий же день к тебе в дом может зайти такой гость. Словом, усадили того служителя Божьего за стол и полилась неторопливая беседа. По ходу разговора спрашивает его Меланья:
– Ответь мне, батюшка, как отличить доброе деяние от злого?
– Все очень просто, – отвечает ей священник. – Если то, что ты делаешь и чему учишь, тяжело тебе, значит, ты делаешь Доброе и учишь Доброму. Если учение твое принимают легко и дела твои легки тебе - значит, ты учишь Злому и делаешь Зло. Можно не знать слов святых отцов, но жить их духом. Знать Бога и жить Откровением Божьим дается каждый день каждому человеку, ищущему Бога. Только через любовь к Богу, а через Него и любовь к ближнему творится добро на земле. "Не любящий брата своего пребывает в смерти", - говорил Иоанн Богослов. Злой человек погружен в себя, он считает себя наиглавнейшим столпом в жизни. У злого человека цветы вянут на подоконнике. Злой человек как правило долго не живет. Любовь неизбежно связана со страданием. Зло всегда связано с алчностью, наживой и мечом. Свою любовь Бог засвидетельствовал через Голгофу. Без любви не может быть и подлинного православия. Зло всегда проистекает от дьявола, оно всегда корёжит красоту мира в угоду своей ненасытной утробе. За счет добрых дел Вселенная преобразует себя. Вот истинная роль человека в окружающем мире. Творите доброе дело молча, не напоказ. В противном случае такое добро, расцвеченное поцелуями, знаменами, орденами и премиями уже перестает быть добром, уходя в тщеславие, самолюбование и гордыню. И радуйтесь каждому новому дню, подаренному вам небесами. Апостол Павел говорил: "Всегда радуйтесь!" И не перекладывайте свои страдания на чужие плечи. Помните, что через страдания происходит домостроительство нашего спасения.
– Скажите, батюшка, – обращается к нему Михеич, – а что вы можете сказать о самом страдании?
– Сын мой, – тут же отвечает священник, – о природе страдания я мог бы говорить не один вечер. Хочу лишь отметить, что в христианстве страдание двояко: первое - это сострадание, как соучастие, т.е. любовь, почти сосуществование с судьбой другого человека. Человек сострадает своему распятому Богу и через Него сострадает человеку, самой земле. И второе: это только любовь и смирение. Святой Августин говорил: "Где любовь - там нет страдания. А если оно есть - его любишь!"
Долго длилась наша беседа. Уже в конце вечера разговор наш как-то сам собой вырулил в сторону несчастной бабки Дуни. Оказывается, будучи в заключении, она и там не остановилась, не задумалась, не оглянулась окрест себя. Всякий раз во время еды к ней подсаживалась какая-нибудь страдалица и она делилась с той последней крохой хлеба. Сама от голода еле-еле стояла на ногах, а подставить плечо другому человеку для нее было святым делом. Почти все заключенные, да и само лагерной начальство заглазно называли ее юродивой, не от мира сего. Сказать, что ее жалели - так нет, какая там жалость, если даже заблудшую кошку, оказавшуюся на территории лагеря могли пустить под нож, на мясо. Законы в лагерной зоне жестокие, бесчеловечные. За два дня до освобождения померла бабка Дуня. Сердце не выдержало. Была он точь-точь похожа на свою внучку Светочку. Последние ее слова были: "Схороните меня в родной деревне". Вздохнула, закрыла глаза и отдала душу Богу. Лишь какая-то дивная улыбка застыла на ее бледном лице. С той улыбкой она и ушла в землю.
Схоронили ее на здешнем деревенском кладбище. Как велела старуха. А вот над домом ее сложили гнездо два аиста. В народе известно, что аист всегда вьет гнездо над домом доброго человека.
– Храни вас, Господи! – сказал батюшка и осенил нас крестом. Высоко в небе мерцали звезды и на землю падал пушистый снег. Над миром стояла Рождественская ночь.
И. Клейнер. 2010
