|
|
Клейнер И.А. Повеситься можно
Зима 1942 года в Сибири выдалась лютой. Мороз доходил до 42 градусов. Лопались трубы, замерзали люди и моторы, но тыл продолжал работать на последнем издыхании, посылая в прожорливую пасть войны сотни тысяч мужчин и женщин, снаряды и продовольствие.
Мама, инженер по образованию, каждый день, наравне с чернорабочими, кайлила лед на заводском дворе, рыла канавы, а потом согревала отмороженные пальцы у костра. Несколько раз она падала в голодный обморок, но хлеб, выданный на обед, всегда приносила нам, детям, держа его под телогрейкой на груди. Мы голодали, нищенствовали, и завком почти готов был отдать меня с братом в детдом. Видя наше положение, директор анилинокрасочного завода Гусенков Петр Васильевич дал распоряжение выдать нашей семье полтонны угля.
Мама загрузила ящик на дровнях, дергает вожжи, а лошадь - как вкопанная. Она все сильней и сильней, в натяг - лошадь ни с места. Тогда она схватила кнут и со всей силы стала охаживать строптивую кобылу. И слева огреет, и справа ударит - лошадь лишь ушами прядет, желтые зубы скалит, но не желает трогаться. Мама пробовала на нее и матом кричать - результат все тот же. Стоит, окаянная, и только волной испуг по спине пробегает. Отбросила мать кнут и вожжи, подошла к морде кобылы и стала ей нашептывать на ухо:
Лошадка, милая, дорогая, умница моя хорошая. Ну что ты здесь стоишь, поехали, прошу тебя. В доме моем холодно и голодно и там дети мои малые. Прошу тебя, родимая, поехали!
И свершилось чудо. Лошадь как будто что-то поняла, тихонько заржала, натужно тронулась с места и... пошла. Идет мама рядом с ней, плачет и улыбается, как будто миллион выиграла. У проходной завода повстречался ей Рафаил Григорьевич, технолог цеха, и спрашивает ее:
- Нехама! Почему ты плачешь и улыбаешься? Что случилось?
- Да как не радоваться, - и мама рассказала ему случай с лошадью.
Вздохнул Рафаил Григорьевич и тихо молвил:
- От твоей радости повеситься можно.
Сегодня, спустя много лет с той поры, я иногда вспоминаю эти слова, когда вижу, как человек радуется искренне той малости малой, которую неожиданно отпустила ему судьба. Может, он видит в этой мизерной удаче знак всевышнего внимания к собственной персоне или личную заслугу на фоне незаладившейся жизни? Кто его знает. Но только радуется наш человек, и все. Европеец пройдет мимо такого факта, а наш - нет. Запрокинет он глаза в небо и стоит дурнем счастливым в центре земного шара и улыбается. Вот уж воистину "неисповедимы пути Господни!" Знаешь ведь, что за ближайшим поворотом он может все растерять, и хочется сказать ему тогда:
- От твоей радости повеситься можно!
Но почему-то, привалившись плечом на мгновение к судьбе его, блаженно оскалишься в юродивости своей первозданной и подумешь, что нет, не все еще так плохо на Руси. Как сказал мой старший брат по разуму Спиноза: "Смотри на все с точки зрения вечности!" И будет все не так грустно.
Понятно, что от судьбы никуда не уйдешь. Ничто так не потрясает воображение, как свалившийся на голову кирпич. Судьба... Судьба.
- А что такое судьба? - спросил Абрам Пинхаса.
- Это когда вам на голову падает кирпич.
- А если мимо?
- Значит, не судьба.
И, все-таки, все-таки, надо радоваться каждому дню, дарованному тебе Всевышним!
И. Клейнер. 2010
