Художник Илья Клейнер
О художнике | Работы | Фотоальбом | Отзывы | Библиотека | Обратная связь

Илья Клейнер. Интервью, отрывки

В своих интервью я всегда стремился, чтобы мои вопросы были интересны моему собеседнику, я как бы мысленно менялся местами с ним, спрашивая себя, а если бы мне был задан именно этот вопрос, смог ли я на него ответить и если смог, равнялся бы он по своему ответу моего собеседника? Я не хотел своими вопросами в угоду существующей моде в нашей отечественной журналистике ставить своего собеседника и тем самым самого себя в неловкое положение. Например, не мог, не мог я спросить всемирно известного карикатуриста Бориса Ефимова, которому на момент нашей беседы исполнилось 107 лет, спросить: "А каковы Ваши дальнейшие творческие планы?" Право, смешно и просто бестактно. Я всегда полагал и полагаю ныне, что уровень содержания моих вопросов должен находиться в соответствии с уровнем компетенции содержания ответов. Меня больше всего интересовали живые, острые и глубокие вопросы бытия, место и роль моего визави в этом мире.

Из интервью с А. Кацурой

Например, моему старинному другу Александру Кацуре, с которым мы ещё учились в афинской школе у Платона, человека энциклопедических знаний, философу, писателю, поэту, человеку, на котором держится неумирающий дух России, я задал такой вопрос: – Ты – фаталист? И вот как он на него ответил:

– Замечательный вопрос. Фатализм – это соблазнительная слабость, когда в отчаянную минуту хочется бросить руль. К чему крутить его, если изменить ничего нельзя? Когда я смотрю на землю, я – пессимист. Когда на небеса, я – оптимист. Когда нападают хандра, лень и безволие, тогда о, да!– я фаталист. Довольно интересное переживание. А вообще фатализм связан с проблемой свободы выбора – между добром и злом, между прекрасным и безобразным, вечным и сиюминутным, дольним и горним. Свободный выбор – важнейший нерв христианского учения. Человек свободно выбирает веру. Или ад безверия. Отсюда и закручивается танец,

Из интервью с М. Штеренбергом

Или вот ещё на вскидку мой вопрос и ответ на него академика Михаила Штеренберга.Вопрос:

Трудно поверить, что Бог как гениальный Творец мог ограничиться сотворением только одной земли с её разумными существами. Это всё равно, как если бы Леонардо да Винчи или Рафаэль создали всего одну картину. Мне кажется, есть земля № 1, земля № 2 и т.д. И если это так, то не есть ли наша земля № 1 некий эскиз во грехе по сравнению с более совершенными и гармоничными образованиями в космосе?

И вот как на него отвечает Михаил Штеренберг:

... – Есть идея жизни, которая может быть реализована совершенно в разных материалах. Об этом я говорю в своей книге "Физическая сущность жизни". Я абсолютно уверен в существовании разумных существ во Вселенной в совершенно других условиях, чем на Земле. Но ученые с упорством, достойным лучшего применения, тратят миллиарды долларов на поиск планеты, аналогичной нашей. Телевидение показывает нам тысячи случаев появления инопланетных кораблей. Но в этих пришельцах замешаны не только силы Света. Об этом нужно помнить.

В науке есть две категории: люди, которые на ней утверждаются, и люди, которые ищут истину. Современная наука, основанная на эксперименте, существует 400 лет, она идет от Галилея. А жизнь на Земле существует около 4 миллиардов лет. Так вот, представим себе параллельную планету, которая опередила нас на миллион лет. Тогда что получается? 400 лет и миллион лет. Какие там будут достижения? Наша официальная наука, которой управляют пожилые и старики, не умеющие работать на компьютерах, они такую возможность отрицают, не желая подсознательно потерять свой авторитет. Но Ванга, которую никак не заподозришь во лжи, слепая, больная, несчастная, такие вещи предсказывала. Она напрямую общалась с инопланетянами. Леониду Андрееву было показано, что пришли светлые существа с Юпитера, с других звёздных систем, что они тут, на Земле создали в других измерениях свои миры и помогают нам жить и работать в духовном плане".

Из интервью с Н. Петровым

Для того, чтобы мой читатель мог нагляднее представить подлинное, незаретушированное официальной идеологией лицо того или иного персонажа своих интервью, открываю наугад страницу в "Точке опоры" и натыкаюсь на один из ответов моего большого друга, Народного артиста СССР, пианиста Николая Арнольдовича Петрова. На мой вопрос "не кажется ли Вам, что сама идея проведения музыкальных конкурсов неверна", Николай Петров отвечает:

– По идее она правильна. Но, к сожалению, сейчас система конкурсов превратилась в огромную мафиозную структуру. Парадоксально, но сама игра конкурсантов отодвинулась на одно из последних мест и перестала быть основным критерием в определении реального таланта. Гораздо большее значение имеет, у кого учится тот или иной конкурсант и кто сидит в жюри. Сегодня мы имеем огромное количество заваленных талантливых музыкантов и очень много посредственных лауреатов. Этого не было в такой степени раньше. Эта мафиозная система была изобретена советскими при помощи конкурсов Чайковского, которые все без исключения были примерами необъективного судейства и нарушения всех норм правды. На первом конкурсе Чайковского произошла страшная осечка, когда премию получил Клиберн. Злые языки говорили. Что уже были заранее выпущены афиши, на которых значилось. Что Лев Власенко – лауреат первой премии. Такое распоряжение поступило из ЦК. Да простит меня покойный Лёва , к которому я очень хорошо относился , если это не так. Но говорят, что было именно так. Этот конкурс вышел на уровень мировых, но впоследствии он девальвировался. Система заваливания исполнителей была достаточно проста и, к нашему стыду, стала печальной нормой.

И ещё. Я должен сказать, что количество лауреатов на душу слушателя во много раз превышает необходимое. Речь прежде всего идёт о пианистах. Сегодня произошел колоссальный перекос в сторону пианистов, которых больше, чем скрипачей, кларнетистов, трубачей, валторнистов и дирижёров, вместе взятых. Через несколько лет мы ощутим катастрофическую ситуацию с дирижёрами. Умерли все великие педагоги. Нет Мусина. Умер Гинзбург. Умер Грикуров, Арнольд Кац недавно перенёс инсульт. Нездоров и стар Гусман. Посмотрим, что будет когда освободится первое сиятельное место у дирижёрского пульта".

Из беседы с М. Шагалом

Небольшой отрывочек из беседы с Марком Шагалом, которая произошла 10 июня 1973 года в гостинице "Россия", на которой присутствовал мой друг Валентин Никулин – артист театра "Современник". Увидев в сборнике "Современный монументализм" работы народного художника Юрия Королёва, Шагал сказал:

– Это искусство спичечного коробка. Даже в сто тысяч раз увеличенная работа не становится от этого монументальной. Русская икона – вот где сокрыт настоящий монументализм.

Когда наступило время прощаться, я подарил Марку Шагалу книги Шукшина, Распутина, Бабеля. Увидев Бабеля, он спросил у Нади Леже, которая тут же находилась в номере:

– Скажи, кто такой Бабель, слишком знакомая фамилия?

Жена Леже тут же ответила, что это одесский писатель, романтик 20-х годов.

– Да, да, припоминаю. – С этими словами Марк Захарович раскрыл книгу, которая была проиллюстрирована сибирским художником Германом Захаровым. Захлопнув её, он сказал:

– Друзья, тема революций в искусстве – это не скучная правильность классического рисунка. Революция – это, прежде всего хаос страстей, вакханалия демонических сил в человечестве. Художник, берясь за тему революции, всегда должен помнить об этом, он обязан передать её разрушительный дух, ибо любая революционная переделка мира есть зло".

Уже на выходе Валентин Никулин прочёл Шагалу четыре строчки, из которых запомнилась мне одна: "Ещё на окончен бал".

Шагал остановил его, поднял глаза вверх, затем низко поклонился нам и, разогнувшись, едва слышно произнёс:

– Друзья мои, запомните, бал – это вечное состояние космоса. И ещё ничего неизвестно, что там, – он указал рукой вверх.

Когда он опустил глаза и посмотрел на нас, в них стояли слёзы. В голубых васильковых озёрах стояли слёзы затаенной тоски по России, по его родному Витебску. – Ещё ничего неизвестно, что там, – повторил он с глубокой печалью.

Я понимал, что больше никогда не увижу этого человека. Но ...глубоко ошибся. Вечером, проезжая мимо моей мастерской, Шагал зашёл ко мне. Разве такое можно забыть? Нет, невозможно. Такое остаётся навсегда.

Его позиция – в отсутствии композиции,
где всё перевёрнуто вниз головой,
Все эти местечковые плебеи и патриции,
и Эйфелева башня, и петух огневой.

И этот букетик пронзительно синих,
победоносно-одиноких васильков,
И этот ребе Шолом Алейхемской России,
и эта кукушка из витебских снов.

Всё сдвинуто, сброшено и перепутано
в пространстве холста и в пространстве сознания,
И утренний отблеск зари перламутровой,
и цвет умиранья зари стронциановой.

И серые избы на фоне закатов,
зелёные скулы и рыжее тельце.
Гений Шагала есть сумма квадратов
надежды и боли еврейского сердца

И ангел печали в библейских глазницах,
жених и невеста, летящие к Богу,
И всё это вместе на солнечных спицах
полночных рыданий Тогу-вагоху*

И в смерти своей он был равен героям,
своим персонажам чернявым и рыжим.
Он умер не в доме, а в лифте, который
его возносил над уснувшим Парижем.

И в небе рыдали прекрасные Правды,
и всё ещё было в начале Исхода.
Вот так умирали герои Эллады,
вот так умирали пророки Востока.

"Тогу-вагоху" (ивр.) – состояние первобытного хаоса, из которого Бог выстраивает красоту и гармонию мира.

Все приведённые выше выдержки из интервью есть лишь крохотный скол, небольшая часть из всего объёма материала, запечатлённого на страницах книг "Точка опоры" и "Центр притяжения". Но и они, я надеюсь, дают конкретное представление об уровне духовного качества оставшихся за кадром размышлений моих героев. Одно лишь напутствие Шагала в мой адрес "Илья – вы художник" чего стоит. Как говорится – надо отрабатывать и отрабатывать по полной, чтобы там, на небесах, когда я надеюсь, что встречусь с великим художником, мне было не стыдно.

Илья Клейнер. 2011-2014

Библиотека » Илья Клейнер. Улыбка заката. Автобиографическая повесть




Выставка работ
Портрет
Декор-стиль
Пейзаж
Кабо-Верде
Натюрморт
Мозаика
Жанровые
Тема любви
Love-art
Религия
Соц-арт
Различные жанры
Памяти Маркиша
Холокост
Книги
Улыбка заката
На сквозняке эпох
Поэмы, рассказы
Кто ты, Джуна?