Илья Клейнер. Лариса Критская

Проведению было угодно, чтобы в эти чёрные дни на моём пути повстречался добрейшей души человек – пианистка, впоследствии ставшая композитором, Лариса Критская. Она просто сказала: – "Живи у меня". Так был решён вопрос с пропиской, а вскоре и с работой.

Я устроился художником в Государственный литературный музей А.С.Пушкина. Второй раз в жизни, но уже собственная беда, заставила взять в руки кисть. Откровенно говоря, где-то там, далеко в душе, я верил и надеялся, что наступят ещё добрые времена и я вновь поднимусь на кафедру и скажу своим студентам: – "Добрый день, друзья! Сегодня мы начинаем с вами изучать новый предмет – эстетику, науку о красоте".

Но день шёл за днём, месяц за месяцем, и новая работа постепенно начинала меня увлекать.

Гений Пушкина вёл меня по жизни, через свою высокую и трагическую судьбу приоткрыл мне такие тайны бытия, которые помогали мне преодолевать собственные трудности. Трагедия, которая разыгралась на Чёрной речке, воспринималась мной, как собственная.

Над Чёрной речкой день вставал,
С утра опустошённый.
А он по январю сползал
Смертельно удивлённый.

А он над январём завис,
Меж Богом и страною,
Как окровавленный эскиз
Над белой тишиною.

И рухнул Гений в высоту,
И всё, что было важным,
Вдруг отлетело в немоту
Корабликом бумажным.

И даже тот, кто убивал,
Над роковой чертою,
Был просто лучший интервал
Над красною строкою.

Чуть поддувало и мело,
И прибывало солнце,
И было призрачно светло
Над голубым колодцем.

Как дым лебяжьего крыла
Над дальнею опушкой,
Душа мятежная плыла
Над пистолетной мушкой.

И было что-то в той тоске
Невыносимо свято,
Когда по Пушкинской щеке
Слезинка виновато

Вела вселенский ручеёк
К той изначальной тверди,
В которой сам себя обрёк
Бессмертный Гений к смерти.

И день упал над алтарём,
И воск свечи закапал,
И лишь тогда большим крестом
Себя он в снег впечатал.

И лишь тогда зажал он бок,
А кровь всё проступала,
Как самый страшный эпилог
Грядущего начала.

Не было практически ни одной книги о Пушкине и его окружении в нашем литературоведении, которую бы я не прочёл. Делая копии со старинных акварелей, созданных в пушкинскую эпоху, я невольно проникался их тончайшей изысканностью и прелестным изяществом. Подобная неторопливая работа оттачивала моё профессиональное мастерство. Образ Пушкина настолько глубоко вошёл в меня, что я даже написал работу, посвящённую последним десяти годам жизни поэта "Чёрный лик". Хронологически нарушая последовательность изложенных событий в угоду душевному правдоподобию, уход из моей жизни Ларисы к другому человеку был поэтически трансформирован через трагедию моего любимого поэта.

Смертельный асбест на щеках,
А в доме август вечереет,
И на разбросанных вещах
Закат прощальный бронзовеет.

И не к чему слова теперь,
Когда в зрачках твоих такое...
И Пушкин вышел на дуэль,
И грянул выстрел над рекою.

В твоём дому другой живёт,
И ты упала на колени...
За окровавленный живот
Беспомощно схватился Гений.

Ты тихо плакала вдали,
А он уже был вне предела...
В руках прекрасной Натали
Свеча высокая горела.

Орёл иль решка. Чёт – нечёт.
Пойди и угадай, что станет,
Кому из нас какой зачёт
Всевышний в небесах поставит.

Не разорвать нам немоты
Пролётов лестничных и маршей,
И рук прощальные кресты
Ещё напомнят день вчерашний.

Когда в окно мела метель,
И мы любили в той метели,
И нам казалось, что дуэль
Есть репетиция дуэли.

Любовь моя – высокий лес
И кто-то в том лесу клянётся...
Ах, был бы Пушкин, а Дантес
Всегда для Пушкина найдётся.

А пока в наш дом приходили известные писатели, музыканты, поэты. Многие эстрадные певцы, став звёздами первой величины позже, свои первые шаги начинали в нашем доме.

На наш сердечный огонёк заходили такие люди, как певицы – Елена Камбурова, Валентина Толкунова, Галина Беседина; артисты – Валентин Никулин, Леонид Енгибаров, Леонид Марков, Донат Банионис, Виталий Шаповалов; композиторы – Микаэл Таривердиев, Александр Нагаев; поэты – Юрий Левитанский, Римма Козакова; художники – Борис Милюков, Александр Волошин, Леонид Полищук, Светлана Щербинина; учёные – Юрий Левин, Борис Кузник; экстрасенсы-целители – Джуна, Алан Чумак и многие, многие другие люди.

Лилось шампанское рекой, звучала хорошая музыка, шли полуночные разговоры о литературе и искусстве. Ещё ничто не предвещало печального конца этой богемной жизни, которая и меня охватила своим крылом.

Благодарю судьбу за встречу,
За стон подлунного зрачка,
Когда пурга в окно картечью
Под звуки дерзкого смычка.

Синели сумерки на шторах,
И мы, распятые в любви,
Качались голубым узором,
Как храм Покрова на Нерли.

Ещё тогда с тобой не знали,
Что день наступит тот, когда
Взойдёт на холм чужой печали
Твоя судьба – моя беда.

Ещё ты выбежишь навстречу
В распахнутых глазах ко мне.
И будет миг, и день, и вечер,
И вечность в призрачном окне.

Ещё Иудово Иуде
Христос по счёту не воздал,
Ещё в наш дом приходят люди,
Как на единственный вокзал.

И жирондоль в щемящей мяте
Ещё нам создаёт уют.
И пьют вино, хмелея, братья,
Не ведая, что слёзы пьют.

Мне хорошо, но иногда я
Тайком в тот старый дом вхожу.
Курю у чёрного рояля,
Ищу тебя за тем роялем
И находя – не нахожу.

Илья Клейнер. 2011-2014

Библиотека » Илья Клейнер. Улыбка заката. Автобиографическая повесть